Одна из тех ситуаций, когда я чувствовала, что если бы мы и вправду были созданы друг для друга, в таком случае я бы знала, что нужно было сказать. Но я не была уверена, был ли он расстроен из-за своего внезапного признания по пути к центру пожилых людей или был раздражен из-за чего-то ещё.
Несмотря на это, я чувствовала, что вынуждена была разрушить молчание и что-то сказать. Я была не очень хороша в угнетающем общении между нами.
— Итак, моя мать хочет, чтобы я выступила на ее кампании по сбору средств. — Я позволила себе мельком взглянуть на него, наблюдая, как жесткие линии его профиля смягчались — не полностью, но почти.
— Твоя мать хочет, чтобы ты выступила? То есть она не против замены химической технологии на музыку?
— Если быть честной, на самом деле я даже не дала ей выбора. Я просто решила, а затем сообщила им о моем решении. Потом начала работать на двух работах, чтобы убедиться, что смогу обеспечить себя финансово.
— Потому что ты думала, они могут ограничить тебя?
Я покачала головой, прежде чем он закончил задавать вопрос.
— Нет. Я никогда не была обеспокоена, что они ограничат меня. Просто мне важно было доказать себе, что смогу обеспечить себя финансово, что музыка была моей профессией, а не просто хобби, финансируемое моими родителями.
Он кивнул, и я заметила, что большая часть напряженности спала с его плеч. Может быть, отвлечение было правильным методом.
— Я могу понять это. Я имею в виду, если задуматься над этим, ты большего добилась своими силами, чем я. Все мои деньги, все деньги, которые я вложил в дело, достались от моего отца, хотя он не охотно отдал их мне.
— И тебя это беспокоит? — Я пыталась сохранить свой голос тихим и нежным, чтобы он не подумал, что я осуждала его, потому что это было не так.
Он пожал плечами, но затем ответил:
— Честно? Да. Он использовал меня. Я использовал его. Я так чертовски устал быть использованным и использовать людей. Я... — Он замолчал, его грудная клетка поднималась и опадала с тихим вздохом. — Я просто устал от всего этого.
— Тогда перестань использовать людей, — сказала я, не подумав.
Мартин взглянул на меня, потом обратно на дорогу, выражение его лица колебалось между недоверчивым и удивленным.
— Просто перестать использовать людей?
— Да. И не позволяй им использовать себя.
Я видела, как уголок его рта неохотно изогнулся вверх, когда он почти незаметно покачал головой.
— Ладно... возможно, я попробую это.
То, с какой с легкостью он согласился на мое предложение, заставило меня почувствовать себя храброй, поэтому я подтолкнула его:
— Может быть, хотя бы извинишься перед людьми, которых ты использовал.
Я видела, как его бровь выгнулась, а улыбка дрогнула.
— Ты хочешь, чтобы я извинился перед своим отцом?
— Ох, черт, нет! Не перед ним, никогда перед ним. Но может быть... перед Роуз?
Улыбка Мартина полностью исчезла. С минуту мы молчали, и могла сказать, что он проявил к моему предложению серьезное внимание. Я решила снова оставить его наедине со своими мыслями.
Потом внезапно — и я предположила, что, в основном, для себя самого — он сказал:
— Мы не встречались, но она была моим другом, а я использовал ее. Она хотела быть больше, чем друзьями, но я не... я не смог. По крайней мере, я был честен в этом с самого начала.
Я прикусила свою верхнюю губу, потому что по непонятным причинам чувствовала, что хотела улыбнуться. Это была, вероятно, жестокая, эгоистичная часть меня, та часть, которая танцевала джигу на Центральном вокзале. Я была освобождена, поэтому очень обрадовалась, что он и Роуз никогда не встречались. Поскольку, очевидно на каком-то фундаментальном уровне, я была эгоистичной гарпией и никогда не хотела, чтобы Мартин обрел счастье, если не я была его источником.
Но вместо того, чтобы улыбнуться, я предложила:
— Тогда извинись перед ней и приложи все усилия, чтобы не быть таким парнем. Будь просто хорошим другом.
Его улыбка вернулась, когда он смотрел на дорогу, но на этот раз она была мягче.
— Я думаю, что так и сделаю.
— Хорошо.
Для нас это был милый дружеский момент. И это ощущалось... приятно, важно. Мы затихли в товарищеском молчании, предыдущее напряжение между нами, казалось, было совершенно забыто.
Глаза Мартина метнулись к моим, потом в сторону, а я проследила за его руками, сжимающими руль.
— Так рад, что ты сменила специализацию.
Я одарила его дразнящим недоверчивым взглядом.
— Почему? Потому что я была отстойной в химии?
— Нет-нет. Ты превосходна в химии. Плюс, ты превосходишь меня по части быть невыносимым. — Улыбка Мартина превратилась в хитрую, и он взглянул на меня. Потом подмигнул.
Хитрец флиртовал со мной!..
ФЛИРТОВАЛ!
СО МНОЙ!
ПОСЛЕ НАШЕГО ДРУЖЕСКОГО МОМЕНТА!!!
Горячее возмущение затопило мой организм с внезапной силой. Я не могла поверить, что он снова завел разговор о друзьях с привилегиями после нашего разговора прошлой ночью, после того как сильно это обидело меня. Я не могла делать этого с ним. Прежде чем я смогла сдержаться, протянула руку и ущипнула внутреннюю сторону его бедра чуть выше колена.
— Ты грязно и бесстыдно флиртуешь! — выпалила я.
— Ой!
— Это не больно, любитель пофлиртовать.
— Я за рулем. Ты пытаешься убить нас? — Его слова не имели никакого эффекта, поскольку он улыбался и пытался не рассмеяться.
— Больше никакого флирта. — Я скрестила руки на груди и сдвинулась ниже в кресле, уткнувшись подбородком в грудь, снова закипая.