Пленение - Страница 45

Я отбросила свое беспокойство подальше и сделала большой глоток сангрии.

Он покорно открывал свои подарки, смеясь, улыбаясь и просто в целом фантастически проводя время. Я впитывала всё это: прекрасные чувства и его выражение счастья — сохраняя это на потом, накапливая на случай, если мне понадобились бы воспоминания. Ещё я выпила два стакана сангрии и начала подозревать, что в ней содержалось гораздо больше алкоголя, чем в простом красном вине.

— "Принцесса-невеста"? — Он пролистал первые несколько страниц книги, его брови вопросительно выгнулись.

— Тебе понравится. Там полно напарников и второстепенных персонажей, например, великан, который сочиняет стихи, и мужчина, разыскивающий другого мужчину, убившего его отца, и у него шесть пальцев, и...

— Разве это не фильм?

— Да. Они оба замечательные, но тебе нужно сначала прочитать книгу, а потом уже посмотреть фильм. И смотри. — Я наклонилась вперед, пролистав страницы к началу и указав на завитушку автографа: — Эта подписана автором.

Я бросила ему довольную ухмылку, отчего он улыбнулся в ответ. Откинувшись обратно на своем сидении, ощутила тепло и небольшое головокружение, сангрия и недостаток сна сказались на моей голове.

— Спасибо тебе, — сказал он мягко. — Я прочту ее следующей. Потом ты приедешь на пиццу, и мы посмотрим фильм.

— Звучит неплохо. — По некоторым причинам эта мысль вызвала у меня грусть, будущее, в котором предполагалось, что я приехала бы навестить его через пару недель и посмотрела бы "Принцессу-Невесту".

Я с тихим вздохом протянула ему последний подарок, чувствуя необъяснимую нервозность из-за записи и благодаря его за напитки, которые он предложил перед подарками и разговором.

Часть меня надеялась, что когда он открыл бы подарок, то посмотрел бы на это как на простую запись музыканта, который ему нравился. Другая часть надеялась, что он прочел бы в этом нечто большее и сказал бы мне, что желал того же, но я не задерживала дыхание. Мартин был не из тех, кто загадывал желания. Когда он чего-то хотел, он брал это или, по крайней мере, говорил об этом.

Если бы он все еще хотел меня, тогда бы уже что-то сделал, что-нибудь сказал. Поэтому... не стоило задерживать дыхание.

Он откинул бумагу, его большая ухмылка все ещё была на месте. Потом он перевел взгляд на лицевую сторону альбома, и его ухмылка исчезла. Он заморгал. Густая и горячая кровь пульсировала в венах, и я боролась с желанием закрыть лицо руками. Тем не менее я не спряталась. Вместо этого я подбадривала себя, решив, что приняла бы все, что произошло бы дальше, как взрослая.

Казалось, что он смотрел на обложку записи целую вечность, и когда он наконец-то взглянул на меня, то всего лишь перевел на меня взгляд. Какая-то дикость и отстраненность в его глазах резали, словно острый меч. Он рассматривал меня. Воздух в квартире изменился, стал тяжелее, жарче.

— Ты сожалеешь об этом? — спросил он, глядя в сторону, его голос был холодным и спокойным. Он положил запись на кофейный столик вместе с другими подарками.

Я сильно сглотнула и смогла прохрипеть:

— Что?

— Ты сожалеешь о том, что мы сделали? — Его взгляд снова вернулся ко мне, удерживая мой, подталкивая к ответу. — Что я был твоим первым? Первым парнем, в которого ты...

— С которым у меня были отношения, основанные на химической реакции?

Его гримаса подсказала мне, что ему не понравился мой выбор слов. Но эта фраза сорвалась с языка в слабой попытке защитить мое сердце, в некой инстинктивной потребности удержать разговор от того, чтобы он не стал слишком серьезным.

Мартин исправил:

— Была влюблена.

Я уставилась на него, давая своему ноющему сердцу время успокоиться, задумавшись, могла ли я быть дерзкой или честной. В конце концов, я решила быть дерзкой и честной одновременно, потому что сангрия сделала меня храброй, но недостаточно храброй, чтобы рискнуть всем.

— Нет. Нет, вовсе нет. Я не жалела ни о чем. Во-первых, ты довольно красивый, ты же знаешь. Даже горячий. Я никогда не буду сожалеть, что получила хоть что-то из этого. — Я указала на него, затем указательным пальцем описала круг, заставив его слегка улыбнуться и закатить глаза.

Вынужденный слегка смущенный смех получался чертовски хорошо у Мартина Сандеки.

— А, во-вторых, ты, казалось, действительно знал, что делал, знал, как сделать вещи проще, лучше для меня. Поскольку я собиралась потерять свою девственность в какой-то момент, конечно же, я хотела потерять ее с опытным человеком.

Тогда он перестал улыбаться, веселье в его глазах угасло, а его рот изогнулся в нечто, что было не совсем хмурым видом.

— И наконец... — начала я, но остановилась, решив отказаться от того, чтобы быть дерзкой и просто абсолютно честной, однако, мои глаза остались прикованными к штанам для йоги.

— И наконец я была влюблена в тебя. Я хотела тебя и не из-за всего этого, — я снова указала на него указательным пальцем и описала круг, — но потому что я хотела тебя, Мартин, все, кем ты был, как ты заставлял меня себя чувствовать и как, надеюсь, я заставляла чувствовать тебя.

Я сделала паузу, глубоко вздохнув для храбрости, после чего встретилась с ним взглядом снова и добавила:

— Я хотела тебя.

— Я тоже был влюблен в тебя.

От его слов я почувствовала, словно на мой день рождения кто-то спустил все шарики. Я вяло улыбнулась ему, затем отвела взгляд, но ничего не сказала, потому что знала, что он на самом деле никогда не любил меня. Это знание было сейчас, как кость в горле.

Если бы он любил меня, то выбрал бы нас вместо своей мести.