Пленение - Страница 71

А я ласкала его. Я выливала свою отчаянную тоску и заботу о Мартине в прикосновения. Я нежно гладила его по спине и в какой-то степени сдерживала его, надеясь донести серьезность моей привязанности. Я вернула его поцелуи и подарила несколько своих. Мне удалось расправить его рубашку и скользнуть руками по бокам его туловища, запоминая и вспоминая ощущение его кожи.

В конце концов, настойчивость уменьшилась, что-то в моем сердце успокоилось, и он лег рядом со мной. Я крепко прижалась к нему, моя голова покоилась на его плече, телом изогнулась возле его бока, его руки в моих волосах, а губы на моем лбу. Мы оба нежились в обществе друг друга, нас окружало глубокое чувство сокрушительной удовлетворенности.

И как ни странно, в голове было пусто. Сейчас я была искренней. Скорее всего, потому что теперь мне было очень-очень хорошо.

Но Мартина очевидно не покидали мысли, потому что он задал вопрос:

— Почему ты не сказала мне, когда я приходил в кофейню на прошлой неделе?

Я повернулась к его плечу и прижалась лицом.

— Если тебе нужно знать, — мой ответ вышел приглушенным, — я приняла решение тебе рассказать. Я собиралась позвонить тебе и назначить время встречи. Потом ты пришел ко мне на работу и попросил совет по поводу девушки. И сегодня вечером мы приехали в ресторан, и я предположила, что ты взял меня туда с целью исследования для своего свидания.

— Моего свидания?

— С девушкой? Той, которая тебе нравится? Той, насчет которой ты просил совет на прошлой неделе, когда я чудом смогла сдержаться, чтобы не заколоть тебя ножом для масла.

Он застонал, покачав головой. Я подняла подбородок, чтобы видеть его лицо. Когда его глаза открылись, они были в равной части расстроенными и веселыми.

— Кэйтлин, ты — та девушка. Я никогда не сдавался, просто подумал, что мне нужен другой подход. Я придерживался чертовой договоренности, когда ты была в Нью-Йорке, хотя старался быть осторожным. Мне необходим был твой совет, потому что все, что я делал, казалось, только отталкивало тебя еще дальше.

Я улыбнулась напротив его накрахмаленной рубашки. От него пахло Мартином: дорогим мылом с ароматом сандала и еще более дорогим кремом после бритья.

Моя улыбка и голос были мечтательными, когда я произнесла:

— Когда я впервые увидела тебя в начале декабря после выступления в Нью-Йорке, я не знала, что думать. Я не ожидала когда-нибудь снова увидеть тебя. В конце концов, я подумала, что ты пытаешься поставить точку в отношениях. Но потом, когда ты пришел ко мне несколько недель спустя и захотел обсудить условия нашей дружбы, я поняла, что ты хочешь дружить, а это означало, что ты равнодушен ко мне и больше не хочешь меня.

— Нет. — Он так много сказал одним словом, это было яростное отторжение моего предположения. Это передавало всю глубину его разочарования. — Как ты могла подумать, что я равнодушен к тебе?

— Ну, ты сказал в нашу последнюю ночь на острове, что ты никогда не сможешь дружить со мной, потому что никогда не будешь достаточно равнодушным. Следуя логическому выводу, я предположила, что теперь ты равнодушен достаточно, чтобы захотеть дружить.

Он преувеличенно вздохнул.

— На острове я сказал тебе правду. Как уже говорил в шкафу, я никогда не хотел быть просто другом. Но, поскольку ты не предлагала мне ничего другого, я был готов временно согласиться на это, если в итоге я получил бы то, чего хотел.

Это заставило меня улыбнуться.

Я почувствовала его ответную улыбку, когда он продолжил:

— Я думал, ты прочитала интервью. Когда я впервые увидел тебя в Нью-Йорке после выступления, я ожидал, что ты скажешь мне, что простила меня или что чувствуешь то же самое. Но тогда ты промолчала. Уклоняясь. Поэтому я подумал, если бы я мог просто... — Он поерзал на кровати, прижимая меня сильнее. — Когда я узнал, что ты ничего не читала, что ты вообще избегала всех упоминаний обо мне, я понял, как сильно облажался. Поэтому я попытался дать тебе пространство, когда ты приехала в Нью-Йорк за неделю до Рождества.

— Поэтому всю неделю ты держался подальше от меня, потому что не хотел давить?

— Да. Я хотел, чтобы ты увидела, что я изменился, что я не был... требовательным.

— Но ты требовательный.

— Уже не такой требовательный.

Я скользнула руками под его рубашку, желая прикоснуться к нему.

— Так что произошло? Почему ты не сказал ничего на Рождество?

— Я планировал. Я думал, ты увидишь пианино рождественским утром, и тогда я осторожно расскажу о фонде. Ты простишь меня, поймешь, что я был прав, и тогда мы снова будет вместе.

Я старалась не рассмеяться.

— Осторожно?

Он проигнорировал меня.

— Но ты заснула в машине. А потом приняла душ и кралась по квартире.

— Я не кралась. Я пыталась положить твои подарки у камина.

Он снова проигнорировал мое заявление.

— А я не мог спать. Мне необходимо было... прикоснуться к тебе или крепкое спиртное. И потом мы выпили, и я повел себя как мудак.

— Потому что я предположила, что ты никогда меня не любил.

Мартин отодвинулся в сторону, взглянул на меня краешком глаза и возразил:

— Нет. Ты не предположила. Ты прямо сказала это. И я был так зол.

Теперь он казался сердитым, просто вспоминая это. Я решила, что было лучше перевести разговор на другую тему.

— Я наконец-то прочитала твое интервью в "Men’s Health", где ты назвал меня единственной.

— Когда?

— После того как получила твое сообщение на Новый год.

Он ответил не сразу, а, откликнувшись, произнес:

— Хм.