— Итак, теоретически.
— Да. — Я кивнула, улыбаясь в ответ обнадеживающей ухмылке Сэм. — Это пока еще теоретически. Но все возможно.
Спустя восемь месяцев после расставания…
Я нашла маму в саду.
Она была дома на время выходных в Конгрессе в честь Дня благодарения. Подрастая, я всегда думала, это было смешно, что американские власти брали перерыв, словно маленькие дети на переменках в начальной школе. Я представляла Спикера Палаты, висящим вниз головой на шведской стенке, а руководителя лидера большинства, вымогающим деньги на обед у младших сенаторов.
Я знала, что мы увиделись бы, потому что это было в воскресной повестке дня за последний месяц. Мысленно я уже подготовилась к этой встрече. Она сказала, что мне нужно было время, чтобы обсудить мое многомесячное отсутствие в ее жизни и мой перерыв в учебе.
Но время пришло. Мне нужно было поговорить с ней об этом, хотя все было запутанным и нерешенным. Я нуждалась в том, чтобы она меня выслушала без попыток все исправить.
Когда я нашла ее в саду, то объявила ей в спину:
— Я хочу быть музыкантом. Я хочу заниматься музыкой, и главное, я не хочу быть ученым или политиком.
Мама повернулась, когда я заговорила, посмотрев на меня и немного сморщив лоб, вероятно потому, что я не была склонна к вспышкам гнева. После этого она кивнула и сказала:
— Ладно.
Я ожидала, что она продолжила бы, может, добавила бы типа: "Но теперь ты сама по себе" или "Но когда ты опомнишься", или что-то похожее. Но она ничего не сказала.
Когда она продолжила просто смотреть на меня, я, не выдержав, выпалила:
— Ты думаешь, это просто такой этап, верно?
Мама сделала глубокий вздох, опустив взгляд в землю, затем снова посмотрела на меня.
— Может быть. А может и нет.
— Ты разочарована во мне? Потому что я взяла перерыв в учебе? Потому что не пошла по твоим стопам? Потому что я...
Она подняла руки, останавливая меня.
— Кэйтлин, остановись. Просто остановись. Перестань говорить за меня. Я не разочарована в тебе. Я разочарована в себе.
Я хмуро посмотрела на нее, рассматривая свою мать в темном брючном костюме и голубой рубашке с маленьким флагом США на лацкане. Наконец спросила:
— Почему?
— Потому что ты явно нуждаешься в моей поддержке, а я не знаю, как это сделать. — Она подошла ко мне, всматриваясь в меня, и неожиданно потянула к себе, обнимая.
Когда она заговорила, я почувствовала, как ее подбородок двигался напротив моей головы.
— Я не... я никогда не была хороша в роли матери.
Я рассмеялась отчасти потому, что не ожидала от нее это услышать, отчасти потому, что это была правда.
Она обняла меня крепче.
— Я хороша в рациональном, методическом решении проблем, используя логику и анализ. Но как бы ни старалась, я никогда не смогу утешить тебя должным образом. Я так сожалею.
Мои внутренности затопило теплым облегчением, сопровождающимся надеждой. Я сжала ее в ответ, не в силах сдержаться.
— Ты прощена.
Мама отступила назад, не отпуская моих рук. Она была явно расстроена.
— Я не знаю, как помочь тебе или быть такой, какой тебе нужно, Кэйтлин.
— Ты можешь просто слушать?
— Да. Конечно.
— Без попыток решить проблему или искать оптимальное решение моего вопроса?
Она колебалась, сузив глаза и выглядя недоверчивой.
— Ты имеешь в виду, просто слушать?
Я кивнула.
Она пристально смотрела на меня, потом, по-видимому, укрепившись в своей решимости, сказала:
— Для тебя, безусловно.
Спустя девять месяцев после расставания…
— Ты собираешься уйти с Фитцом или как?
Я сделала глупое лицо, широко раскрыв глаза и смотря по сторонам.
Все, чего я хотела, — это бутылка воды.
— Ты это чем, Уиллис?
Мне нравилось задавать этот вопрос моему одногруппнику, потому что его на самом деле звали Уиллис. Обычно никто моего возраста не подозревал, что вопрос был с намеком на ТВ-шоу 1980 года, которое я смотрела с папой, под названием "Различные ходы".
Уиллис обернулся через плечо, где заканчивали проверку звука наш басист Абрам, главный гитарист и саксофонист Джанет и Фитцджеральд наш второй гитарист и вокалист — сокращенно Фитц. Уиллис удерживал мою бутылку воды в заложниках, а я, проследив за его взглядом, обнаружила, что Фитц наблюдал за нами. Увидев, что наше внимание было сосредоточено на нем, он отвел свой голубоглазый взгляд и начал возиться с микрофонной стойкой, его лохматые каштановые волосы восхитительно падали на лоб.
Уиллис повернулся ко мне, смотря на меня своими темно-карими глазами. Как и все мы, Уиллис был одет в смокинг, галстук-бабочку, пояс — при полном параде. В отличие от остальных, Уиллис был словно из сороковых годов и никогда не стеснялся в выражениях.
Увы, он любил вставить крепкое словцо и пользовался кулаками. Мысли Уиллиса были случайными, порой его трудно было понять, а его аналогии вообще не имели смысла.
— Послушай, Кексик. Он запал на тебя, как дикобраз на воздушный шарик. Значит так, меня не волнует, что вы делаете в свободное время, но мне надоело терять хороших друзей, потому что вы, детки, не можете удержать свои ремни безопасности пристегнутыми. Мы потеряли Пирса, предыдущего пианиста, когда Джанет отказывалась работать с ним после шести недельного тура на матрасах. Они вытягивали соломинки, и ему выпал эспрессо, понимаешь?
Я кивнула, пытаясь проследить за его мыслями.
— Итак, Джанет и Пирс, ваш предыдущий пианист, были вместе? И это закончилось не очень хорошо?