— Засыпай. — Он схватил мою правую ногу и снял туфлю.
— Нет, я сама. — Я пошевелила ногой, пытаясь высвободиться из его захвата.
— Кэйтлин. — Его рука скользнула под штанину, лаская голень, заставив меня застыть и посылая поток лавы из "да, пожалуйста" к моему центру. — Засыпай. Я просто сниму твои туфли.
Я не могла ответить. Его рука на обнаженной коже моей ноги предвещала потерю у меня дара речи. Его глаза были видны даже в кромешной тьме, и я не могла отвести взгляд. Насколько жалкой я была? Мартин непроизвольно прикоснулся к моей ноге, не сводя с меня глаз, а я мысленно умоляла его снять свои штаны. Потом мои. Потом наше нижнее белье. Потом...
Но он так не сделал. Он удерживал мой взгляд, пока снимал мои туфли. Он поставил их на полу в изножье моей кровати. Затем повернулся и ушел. А я испытала ощущение, кажется, сродни падению с очень высокого здания.
Вскоре я услышала мягкий щелчок двери, легла обратно на кровать и уставилась в потолок, беспокойная и переутомленная, мой центр пульсировал, горел от желания. Я старалась удержать дыхание под контролем так же, как силу и остроту моих желаний.
И странная мысль пришла мне в голову.
На самом деле, не такая уж странная. Я прикасалась к себе раньше, но никогда с тех пор, как была с Мартином. Раньше это было что-то вроде эксперимента, исследование натуры, подкрепленное равнодушным любопытством. В то время я хотела довести себя до оргазма, потому что хотела узнать, на что это было похоже, о чем весь сыр-бор. Мой эксперимент ничего не принес, вместо этого я почувствовала себя неизмеримо глупой.
Но сейчас призрак моей мечты и его устойчивый запах заполнили комнату, и мысль уже не казалась такой глупой. На самом деле я все еще могла ощутить его запах на себе — дорогое мыло и лосьон после бритья. Мое желание, моя тяга к нему внезапно стали чем-то непреодолимым. Я не могла дышать. Я задыхалась от этого.
Я знала, что он был в квартире. Я могла слышать, как он ходил. Закрыв глаза, я представила его. Расстегнув рубашку, я отстегнула лифчик спереди, позволив другой руке спуститься вниз по животу к брюкам, под пояс, в трусики. Я действовала, как на автопилоте, мои движения были навязчивыми.
Я уже была мокрой. И когда прикоснулась к себе, меня ошеломило, какой чувствительной я была, какой восприимчивой. Я посмотрела вниз и представила, что Мартин смотрел бы на меня, видел бы то, что видела я: мои пальцы на обнаженной груди, мой гладкий живот, освещенный только огнями большого города, мое запястье, исчезающее под поясом смокинга.
Возможно, он сидел бы на краю кровати, говоря мне сделать это. Наставляя, восхваляя меня и говоря нежные — но при этом грязные — слова ободрения. Просто мысли о нем, видящем меня вот так и получающем удовольствие от этого, сделали мое дыхание прерывистым, и я ощутила, что была близка к краю освобождения.
Я в нетерпении расстегнула брюки и раздвинула ноги. На этот раз я представляла его на стуле в конце кровати. Он мог бы видеть меня, всю меня и просто молчаливо рассматривать. Возможно, на нем был бы надет костюм, молния на брюках была бы расстегнута и открыта, и он поглаживал бы себя...
Иии... это случилось. Я кончила. Я уткнулась лицом в подушку, чтобы не закричать. Если бы я продолжила фантазировать, то предусмотрела бы, что воображаемый Мартин тоже достиг бы освобождения и удерживал бы мой взгляд, когда мы бы вместе кончали.
Я пришла в себя относительно быстро, произошедшее оставило меня вымотанной, но неудовлетворенной. Я убрала руки от своего тела и отвернулась от двери. Потом натянула рубашку, застегивая, поджала колени к груди и уставилась в окно с видом на Центральный парк, на высокие здания с их мерцающими вдалеке огнями.
Холодный комок из пустоты поселился в моем животе. Я наконец-то поняла, почему Абрам пытался заставить меня обдумать вариант с парнем для отвлечения.
Горячее тело. Мягкие прикосновения. Нежный поцелуй и шепот. Это все имело значение. Правда, они бы не заполнили пустоту, но смягчили бы боль от падения.
Мой подбородок задрожал, и я постаралась дышать нормально. Глаза щипало. Я боролась с желанием заплакать, яростно кусая нижнюю губу, сосредоточившись на добровольной боли, которую я причиняла своими зубами, а не на зияющей дыре в моей груди, которая так и не подавала признаков заживления.
Но потом я вздрогнула и напряглась, потому что услышала безошибочный звук открывающейся двери в мою спальню. Я затаила дыхание и крепко зажмурилась, слава Богу, что сейчас я была не лицом к окну.
— Кэйтлин? — прошептал он. Мурашки побежали по моей коже от звука его голоса, но я не ответила.
Черт, я не могла дышать. Я не хотела, чтобы он видел меня. Я была уверена, как только он увидел бы мое лицо и переднюю часть моей одежды, он понял бы, чем я тут занималась. Я не хотела, чтобы он знал. Если он посмотрел бы в мои глаза, то узнал бы, что я всё еще сходила с ума по нему. И если был хоть малюсенький шанс, что он посмотрел на меня с жалостью, я не хотела этого видеть.
Поэтому я ничего не сказала.
Я почувствовала, что он подошел ближе. Он нависал над краем кровати. Мартин поставил что-то на прикроватный столик... звук был словно от стакана. Сердце стучало в ушах, и я зациклилась на этом, игнорируя желание повернуться к нему и выставить себя дурочкой, рассказать ему, что мне было все равно, даже если он меня не любил. Я любила его. Я хотела его. Я нуждалась...
Я настолько сильно сосредоточилась, что вздрогнула от удивления, когда ощутила одеяло, мягко укрывающее мои плечи. Мои веки автоматически испуганно открылись, и я увидела Мартина, стоящего передо мной и накрывающего одеялом из шкафа.