— Да.
— Твой отец позвонит тебе на этой неделе просто поговорить. Он выразил крайнее разочарование тем, что ему пришлось отсутствовать из-за сегодняшнего вызова, и просил меня передать, что он любит тебя и очень скучает. Календарь, который ты отправила на этой неделе, все еще актуален?
Я улыбнулась от слов моего отца, зачитанных Джорджем, и ответила на его вопрос:
— Да. В моем календаре не будет изменений.
— Ладно, тогда, думаю, мы закончили. — Подняв взгляд, он улыбнулся мне своей обычной вялой и дружелюбной улыбкой Джорджа. — Счастливого Рождества, Кэйтлин.
Собравшись с силами, я улыбнулась ему в ответ.
— Счастливого Рождества, Джордж.
Потом мы завершили звонок.
— Сэм, могу я задать тебе вопрос?
— Давай. — Сэм изучала меня. У нас был итальянский вечер, она никак не могла выбрать между лазаньей и пастой карбонара с курицей.
Отложив меню, я сложила руки на груди, готовясь задать вопрос, который формировался в моей голове последние несколько месяцев.
— Когда ты ощутила, что это нормально, то есть, когда ты испытала потребность как девушка или женщина, ну, в каком возрасте тебе захотелось одеваться и вести себя, ощущать себя как...
— Выкладывай уже. Просто задай вопрос.
— Хорошо. В каком возрасте ты почувствовала, что хочешь быть сексуальной?
Ее широко распахнутые глаза метнулись ко мне, и она уставилась на меня через стол.
— Тебе тяжело сказать вслух слово сексуальность?
Я покачала головой.
— Нет. Но для меня тяжело размышлять над этим понятием и не запутаться. Думаю, я не до конца понимаю, что такое сексуальность.
Она задумчиво кивнула, снова глядя в свое меню.
У нас было свидание в понедельник... друг с другом. Мы делали это с тех пор, как нашли себе работу за лето. Это был предлог, чтобы нарядиться, потому что иначе я проводила все время либо в смокинге, либо в мешковатых джинсах и мужских футболках с концертов.
Я пыталась исследовать понятие традиционной женственности: духи, макияж, кружевное нижнее белье, платья, украшения, туфли — потому что не хотела отмахиваться от того, чтобы наряжаться, даже не попробовав.
Да, я осознавала, что "традиционная женственность" исторически была пропитана женоненавистничеством. Тем не менее, я расценивала решение сторониться женственности из-за шовинизма таким же ущербным, как и пожизненное ношение кружевного нижнего белья, только потому что оно нравится мужчинам.
Я хотела исследовать эту часть для себя, не назло или из-за другого человека. Если я захотела бы изменить что-то в своем стиле или усовершенствовать его, то только из-за чувств, которые я испытывала бы при этом. Не из-за того, что я хотела заставить кого-то почувствовать себя лучше или посмотреть на меня по-другому.
По крайней мере, с этого все началось. Но после того, как я увидела Мартина в прошлое воскресенье и осознала, как это было больно, когда тебя рассматривали всего лишь как платонического друга, то начала сомневаться из-за того, что у меня могли быть более глубокие, подсознательные мотивы для изучения моей женственности.
Например, одной из моих наименее здравых мыслей было: "Возможно, если бы я была сексуальнее и более традиционной девушкой, Мартин не смог бы забыть меня так быстро".
Так что... да. Нездоровые мысли. По этой причине я до сих пор не отыскала и не прочитала ни одно интервью Мартина. Я не хотела, чтобы он был причиной моих решений.
Следовало отметить, что я всё ещё не решила, что думать о предложенной Мартином дружбе или о том, стоило ли мне сделать макияж и надеть вычурную одежду.
Что касалось одежды, то поначалу у меня все чесалось, и мои движения были скованными. Через некоторое время, вернее, после четырех девичьих свиданий, я с нетерпением ожидала того, чтобы принарядиться, и поймала себя на том, что стала замечать и оценивать макияж и одежду на других людях.
— Хмм, — сказала она, все еще изучая меню. — Это, на самом деле, интересный вопрос.
Сделав глоток воды, я ожидала ее ответа.
— Я хочу лазанью или пасту карбонара?
— Пасту карбонара.
— Ладно. Выбор сделан. — Она положила меню на стол, закрыв его и пристально глядя на меня. — Итак, ты хочешь знать, когда я впервые почувствовала себя сексуальной или захотела быть сексуальной?
— Это было в разные годы?
— Да.
— Тогда расскажи мне, когда ты захотела чувствовать себя сексуальной.
— Думаю, в четырнадцать.
У меня отвисла челюсть.
— В четырнадцать?
— Да. А может даже в тринадцать или двенадцать. Помню, что я хотела быть такой же сексуальной, как девушки из журналов.
— Каких журналов?
— "Вог", "Гламур", "Космо".
— Ты читала "Космо" в двенадцать?
— Да. А когда ты начала читать "Космо"?
Я сначала фыркнула, но потом призналась:
— Никогда. Я никогда не читала "Космо".
— Большинство из них фигня, бессмысленный текст, глупости. Но иногда у них есть блестящие статьи и рассказики. А еще по ним я научилась делать макияж "Кошачьи глазки".
— Ты имеешь в виду черную подводку для глаз?
— Ага. Там была пошаговая инструкция с картинками.
Я задумалась над тем, что ей было всего двенадцать, когда она впервые захотела быть сексуальной. Между тем, я не была уверена, что хотела быть сексуальной, даже сейчас.
— Тебе не казалось, что двенадцать — это слишком рано? Что ты слишком молода?
Она пожала плечами, сморщив нос.
— Не знаю. У меня месячные начались в десять. Пятьсот лет назад женщины выходили замуж в четырнадцать или пятнадцать. В некоторых частях света все еще так делают.